Сыро, ветрено и тоскливо. Деревья нелепо взмахивают голыми ветками, словно пытаются удержать равновесие, поскользнувшись на мокрой земле. Девушки ворчат: полетов не будет — зачем же ехать на аэродром?

Ждем грузовик. Но из-за угла в конце улицы появляется черная легковая, забрызганная грязью машина. Она останавливается против школы, и из машины выходит девушка. В короткой и тесной, с чужого плеча, шинели, подпоясанной широким ремнем, в большой шапке-ушанке.

Машина быстро уезжает, а девушка остается. Некоторое время стоит посреди дороги. Стоит и молчит. Шапка сползла низко на лоб, на глаза, но она ее не поправляет. В опущенной руке — небольшой полупустой рюкзак. Другая крепко прижата к груди, будто девушка хочет успокоить бешеный стук сердца, прежде чем шагнуть нам навстречу.

Мы не сразу узнаем ее. Но вот кто-то произносит совсем тихо, еле слышно:

— Докутович…

Потом громко зовет:

— Галка!..

Она бросается к нам напрямик, не разбирая дороги, через грязь, увязая в густом, чавкающем месиве, с трудом выволакивая сапоги.

В самом деле, это — Галя. Она вернулась из госпиталя. Откуда-то из-за Каспия, из глубокого тыла… Вернулась в свой полк, домой, чтобы снова воевать. Никто не думал, что она возвратится: слишком тяжелой была травма…

…Тогда, летом, мы отступали. В самый разгар полетов, ночью, был получен приказ немедленно сняться с аэродрома и перелететь на сто километров южнее, ближе к Ставрополю.

А Галя лежала на носилках. Со сломанным позвоночником. Лежала пластом, полуживая, и ее нельзя было трогать. Рядом, совершенно расстроенная, сидела полковой врач: она ничем, ничем не могла помочь… Да и наши По-2 не были приспособлены для носилок.

Весь полк улетел. Уехали машины с техническим составом и штабные. Последний По-2, который еще оставался на аэродроме, ждал, когда прибудет санитарный самолет, вызванный из дивизии.

Гале было плохо, временами она теряла сознание.

Надежда на то, что самолет прилетит, постепенно таяла. Наступил рассвет и утро нового дня, а его все не было. Немецкие танки могли войти в станицу в любую минуту. Галя просила положить ей под голову пистолет и оставить ее одну…

Однако он все-таки успел прилететь, самолет с красным крестом, и ее увезли в госпиталь.

…Мы обнимаем, тормошим Галю, а она громко смеется и не переставая что-то говорит, говорит… Странно — раньше она никогда не смеялась так. Я внимательно смотрю на нее и вижу, что вот-вот из глаз ее брызнут слезы и она с трудом сдерживает их.

Все мы радуемся счастливому возвращению Гали, и никто не знает, что в кармане ее гимнастерки лежит заключение врачей, где сказано, что ей требуется дальнейшее длительное лечение, а главное — ей запрещается не только летать, но даже оставаться в армии. Никто из нас не знает и мало кто узнает об этом заключении, потому что она просто не станет показывать его в полку…

К самому крыльцу подъезжает машина. Грузовая, наша. Мы влезаем в кузов, и она трогается. А Галя остается на дороге, высокая, в смешной короткой шинели, такая одинокая… Смотрит вслед влажными глазами, улыбается и машет рукой.

А в глазах — печаль. Разрешат ли ей летать?..

Когда тебя ждут…

Полеты, полеты… С заката до рассвета. Мы бомбим переправы через Терек, бомбим врага в станицах, в Моздоке. Ищерская, Прохладный, Малгобек, Ардон…

Глубокой осенью погода здесь неустойчива, она может измениться внезапно…

…Горный поселок Дигора. Сверху он кажется маленьким, совсем игрушечным. Светящаяся бомба медленно опускается на парашюте, освещая крутой склон горы, светлые полосы пересохших русел небольших речушек и сам поселок. Я отчетливо вижу каждый дом, белую ленту дороги и машины, стоящие на окраине. Пока четыре широких луча пытаются нас поймать, мы бомбим машины.

Первый вылет прошел успешно. И второй тоже был удачным. А вот третий…

Мы пролетели уже половину пути по направлению к Дигоре, когда наткнулись на облака. Они двигались двумя ярусами. Некоторое время мы летели между ними, но вскоре самолет окунулся в сплошную облачность. Не могло быть и речи о том, чтобы продолжать полет к цели. Решили возвращаться с бомбами. Ира взяла обратный курс. Еще раньше я заметила, что ветер усилился и резко изменил направление. Значит, нас несло в сторону, но куда и насколько? Этого я не знала, потому что точных расчетов не вела. Просто не было необходимости: мы летали по ориентирам, которых в этом районе больше чем достаточно. Теперь же земля совершенно не просматривалась.

Мы пролетели в облаках довольно долго. Наконец Ира спросила:

— Где мы находимся?

Я ждала, что она это спросит, и нервничала. Мне не хотелось отвечать «не знаю». Ведь она так верила мне…

Я медлила с ответом, крутилась в кабине, то поглядывая на часы, то делая пометки на карте, чтобы хоть приблизительно определить место, над которым летел самолет. Потом призналась:

— Ира, я не знаю. Понимаешь…

Но объяснять было нечего.

Минутная стрелка двигалась медленно, очень медленно, и мне казалось, что в облаках мы летим уже много часов. По моим предположениям, мы все еще находились над долиной. Но как проверить? А кругом горы…

Временами мы выходили из облачности, но внизу под нами проплывали светловатые клубы, похожие на вату. Иногда темнели небольшие просветы. Я до боли в глазах вглядывалась в темные разводы: что там — хребет или долина? Можно ли снижаться? А если горы?

Ира молчала. Теперь она, вероятно, на меня не надеялась. Мы летели и летели, а облакам не было конца. Что же дальше? У меня пересохло во рту и тягуче-неприятно засосало под ложечкой. Очевидно, закрыло весь наш район и аэродром тоже.

— Ира, я брошу САБ. Может быть, увидим что-нибудь.

— Давай.

Через несколько секунд вокруг стало белым-бело. САБ утонул в облаках. Мы летели, как в молоке. Потом наступила темнота: САБ сгорел.

Темнота стала еще более густой и зловещей. Мне стало страшно. Нужно было на что-то решиться: лететь дальше или пробивать облака наугад.

Снова попробовала делать расчеты, но получилась ерунда, и я совсем запуталась. Чувствуя себя виноватой, позвала:

— Ира… я ничего не знаю…

— Ну что ты? Не волнуйся. Давай подумаем вместе: далеко снести нас не могло. Значит…

Вдруг внизу что-то блеснуло. Светлая расплывчатая точка. Еще одна… И уже совершенно ясно я увидела на земле свет фар. Направление луча все время менялось: машина ехала по извилистой дороге.

— Иринка, жми в этот просвет! Видишь — фары. Там дорога!

Не теряя времени, Ира направила самолет туда, где между облаками появился